Книга «По ту сторону сна»
У Лавкрафта я прочитал только сборник рассказов, который в России вышел под названием "Реаниматор". И с того момента - ужасы.
" Terra Incognita " Лавкрафт Говард Филипс. Мифы Ктулху. Серия: Некрономикон. Миры Говарда Лавкрафта. М. Домино, Эксмо. 2011г.
Первым из западных авторов о «Некрономиконе» упомянул Говард Лавкрафт в одном из своих рассказов, написанном в 1923 году. Он утверждал, что.
Говард Лавкрафт. «Традиция», свободная русская энциклопедия Другие он выпустил сборник макабрической лирики под заглавием «Азатот и рассказов писателя для издательства « Terra Incognita » (1991). 2.
Terra Incognita (Коллекция Гарфанг. Чёрная фантастика), 256 стр. Говард Филлипс Лавкрафт, Огюст Дерлет. Наследство Пибоди (рассказ, перевод В.
Эннеагон Пресс Языки русской культуры Terra Incognita Вильямс Судостроение. OBSCURUM PER. 2. Говард Лавкрафт - По ту сторону сна.
Книга «По ту сторону сна» Говарда Филлипс Лавкрафта. Люблю Лавкрафта. В не последнюю Издательство: Terra Incognita но вот сборник "По ту сторону сна" за датой выпуска 1991 основательно сумел ввести в недоумение.
Книга «По ту сторону сна» Говарда Филлипс Лавкрафта. Люблю Лавкрафта. В не последнюю очередь потому, что он может меня напугать. Первую повесть "Таящийся у порога" я прочитала еще в раннем школьном возрасте, тогда же...
Говард Филлипс Лавкрафт «Хребты безумия»
Хребты безумия At the Mountains of Madness Другие названия: Хребты Безумия Роман, 1936 год; цикл «Мифы Ктулху» «Хребты безумия» написаны в документальной манере повествования, постепенно привыкая к которой, становишься свидетелем особой реальности описываемых событий. Полярная экспедиция сталкивается с запредельным ужасом древних веков. Лучшее кошмарно-прекрасно-завораживающее описание в творчестве Лавкрафта запечатлено именно в этом произведении. Это описание заброшенного ледяного города «древних», уводящего в недра земли. ] + В данный момент я хочу написать рецензию, но я должен предупредить насколько это будет страшно. Вывод моей рецензии может пошатнуть настроение некоторых людей, ведь эти некоторые люди могут расстроиться, потому что их отношение к прочитанному совершенно иное. Трудно описать что я увидел в поле комментариев, когда писал этот комментарий, я такого не видел никогда в жизни, это что-то неземное — я смотрю на поле для текста, а там добавляются мои мысли, хотя я всего лишь нажимаю кнопки на пластиковой доске. Это было действительно страшно, увидеть такое, очень страшно. Это не все, что препятствовало мне раскрытию сути моей рецензии, были другие страшные и необъяснимые вещи. Необъяснимое желание написать спойлер, без тэга спойлера. Хотя может это потому, что даже перепечатывая целые абзацы я все равно не раскрою сюжета, ведь он там стоит на месте. Так вот, пролетая на самолете над горами, он увидел нечто очень странное, необъяснимое. Он продрог от страха и холода, увидев это. Страшно представить что он увидел, да и описать невозможно. Ну нет, дальше писать не буду. Мысли запутались от страха, но я все же пишу и подхожу все ближе и ближе к раскрытию сути, ведь то что я хочу написать может быть действительно страшно. Особо страшно осознавать, неотвратимость того, что я напишу. Итак, я уже вплотную подошел к сути, и сейчас... нет, что это... невероятно... а, нет показалось Надеюсь намек понятен) ] + Есть старая идея – вся история мира движется циклично, повторы без конца и начала, есть идея и поновее – вся история стремится к какому-то замечательному концу: возвращению Иисуса, приходу Мошеха, ну или просто – к коммунизму. И есть еще одна идея – в конце просто вылезет Ктулху и наконец-то «зохаваит всех», прелесть этого мифа в том, что у него один создатель, который вообще во все это не верил. Лавкрафт заложил основы собственной мифологии и основы специфического поджанра, так называемого «сверхъестественного ужаса». И Лавкрафт конечно не писал хороры, не писал «ужасы» в их современном значении. Ужас для него – это весьма специфический гносеологический феномен, только с его помощью человек способен хоть немного почувствовать всю офигенную величину, чуждость мироздания и ничтожество человека, ужас – как единственный способ принять то, что человек копошится и считает себя круче всех, а любое мельчайшее подергивание космических феноменов может его изничтожить и даже не заметить. «Лавкрафтовские ужасы» весьма специфический жанр, они не пугают, потому что пугать то и не собираются, ужас тут – это причудливый способ понять, что человек просто случайность, может просто игрушка и закуска. На мой взгляд, лучшим и самым подробным произведением из этой «мифологии ужаса» и будут «Хребты безумия». В этих «Хребтах» Лавкрафт наконец-то добился просто поразительного стиля. Вообще-то его стиль не самого первого сорта – слишком тяжеловесный, слишком много повторов и неуклюжестей. Но он очень тонко подбирает вышедшие из употребления, просто старомодные слова, архаичные обороты (они уже были такими в его время, а сейчас смотрятся еще интересней, к сожалению, это не так заметно в переводах) и как-то ухитряется гармонично объединить это с самым актуальным научным сленгом – этим он добивается странного эффекта: «мистичность» и научная точность. Особым боком это поворачивается когда Лавкрафт изображает, например, Старцев – совершенно дурацкие, просто по самое «немогу» фантастические создания описаны серьезно, скрупулезно, с толком, языком биолога описывающего новооткрытый вид. Или когда суховатые упоминания всех этих геологических эпох и форм жизни в них сменяются непонятными, «мистическими» переживаниями участников экспедиции – как изящно Лавкрафт сталкивает уже познанное и тщательно распределенное по полочкам с тем, что вообще фиг поймешь! Лавкрафт, конечно, мастер описывать архитектуру и в «Хребтах» он развернулся по полной: строения Старцев воссозданы подробно и с каким-то «ужасным восторгом», немного раздражает то, что он постоянно ссылается на то, что человек не в силах этого полностью описать из-за совершенно другой геометрии, но тут так – а кто из нас способен понять, в общем-то, несложную геометрию Лобачевского? Очень изящно использован прием так сказать «каскада информации» – Старцы ужасны свое инаковостью и величием, шогготы ещё непонятней и ужасней, а то, что стоит за ними вообще ужасно и непонятно, а уж та самая гора – та вообще пипец полный. Само по себе это выглядит так себе, но Лавкрафт ухитряется очень точно дозировать информацию и намеки, и это круто. Очень хорошо, ни грамма не страшно. ] + Длинная повесть «Хребты безумия» давно устарела как научно-фантастическое произведение, но вечно жива как «миф Ктулху». Когда мы говорим о Лавкрафте, обычная система оценок не действует. В его творчестве есть своя магия, хотя порой совершенно непонятно, почему оно так привлекает. Конечно, невозможно закрыть глаза на многочисленные недостатки повести. Да, ни на секунду не бывает страшно (а почему, собственно, должно быть? Лавкрафт не писал хоррор). Да, весьма сомнительный и лишний реверанс Эдгару По. Этому я не смогла найти оправдание, но раз любил Лавкрафт По и Рериха, остается только восхититься его хорошим вкусом. Да, герои ведут себя нелогично, врываясь туда, куда сами настойчиво отговаривают приближаться. Но стоит учитывать, что они не простые люди, а фанатичные исследователи, сумевшие по чуждым их культуре барельефам рассказать историю целой цивилизации. По-моему, очень важно помнить, кого избрал Лавкрафт главными героями. Людей, которые в страхе смогли признать Древних: «Ученые до последнего – что они сделали такого, чего бы мы не сделали на их месте? Боже, какой интеллект и настойчивость!.. (…) кем они ни были, они были людьми!». Эта фраза, наверное, самое сильное место повести. Большую убедительность многим произведениям Лавкрафта придаёт манера повествования: документальная и чрезвычайно отстраненная. Отсюда и отсутствие эмоциональности, монотонность, но и – непередаваемое ощущение реальности происходящего. Лавкрафт умело использовал этот прием, который и поныне помогает ваять лучшие ужасы. ] + Первая половина XX века закрашивала последние белые пятна на карте Земли. Пока последние колумбы и магелланы штурмовали последнюю terra incognita — белый континент, Лавкрафт открывал собственную Антарктиду — священную страну древнейшей расы Старцев, прибывших сюда из глубин космоса. Миллиард лет назад они необратимо изменили историю Земли: как тем, что запустили процессы, приведшие к появлению и развитию жизни, так и тем, что привели на неприметную планетку космический ужас: чудовищных врагов и богов, столь древних, что Вселенная юна по сравнению с ними. В этой повести мы мельком слышим имена некоторых из них: Йог-Сотота, Ктулху, Цатоггуа. Также мы узнаём, что именно в Антарктиде за горами «выше Гималаев» лежит кошмарное плато Ленг, чьи омерзительные обитатели, однако, пуще всего боятся других гор на западе, осененных умопомрачительным ужасом, скрывающимся за наименованием Кадат. Поиски Кадата, как известно, станут основой другого рассказа Лавкрафта. Как следует относиться к «Хребтам Безумия» в частности и лавкрафтианскому ужасу вообще? Меня умиляют частые отзывы: мол, не страшно. Наверное, это чертовски приятно для самолюбия сказать признанному классику хоррора: а мне не страшно! И «не писатель ты, а говно», если воспользоваться словами Д. Хармса. Увы, это лишь свидетельствует о совершенном непонимании сути творчества Лавкрафта, которое прискорбно не исправляется даже внимательным чтением. А суть эта в том, что ужас Лавкрафта абсолютно интеллектуален. Он призван воздействовать не эмоционально, давить не впечатлениями, подогревать не страсти. Мы привыкли, что именно чувства обычно противопоставляют разуму, однако иррациональность лавкрафтианского ужаса крайне далека от эмоциональной сферы. Её источник — крайние пределы самого разума, ее цель — разум и только разум, ее метод — порождать не впечатления, а размышления. Конечно, поскольку Лавкрафт все же пишет художественную прозу, он пользуется ее приемами, вполне умело нагнетает атмосферу, но главный эффект достигается именно сухой, документальной, безжалостной логикой размышлений. В качестве примера приведу описанную в повести расу Старцев. Что они из себя представляют, дано совершенно рационально, просто, в телеграфном стиле. Ну, жили очень давно, ну, владели невероятной мощью, но ведь так же, как люди, строили, познавали, торговали. Ужас в другом — они существуют уже БОЛЬШЕ МИЛЛИАРДА лет! (насколько больше — неизвестно, ведь они откуда-то прилетели на Землю). По сравнению с ними люди, которым от силы 2,5 миллиона лет, а цивилизационно и того меньше — сущие младенцы. К тому же Старцы, в отличие от людей, практически вечны индивидуально. КАК должен мыслить организм возрастом миллиард лет? КАКИЕ у него могут быть приоритеты, ценности, мечтания? Очевидно одно — совершенно другие, чем мы можем себе представить. Абсолютно, тотально, непостижимо иные. Нам нельзя их оценивать ни как добро, ни как даже зло, потому что и этим категориям, скорее всего, не прожить миллиард лет, радикально не изменившись. Любое зло принадлежит нашему, человеческому миру, УЗНАВАЕМО как зло, может быть как-то преодолено, но только не запредельный ужас Лавкрафта. Таким образом, его традиционные эпитеты «чудовищный, кошмарный, ужасный» отсылают не к визуальному восприятию чего-то зловещего и ужасного на вид, а именно к рациональному страху перед тем, что превосходит любые возможности и пределы разума, что бы он сам о своей бесконечности ни думал. Очевидно, такой ужас требует от читателя активного шевеления мозгами. Позыв: «Сделайте мне страшно!», который произносят обычно, удобно усаживаясь перед телевизором, здесь не канает. Лавкрафт, словно летописец, фиксирует лишь фактический материал; читатель-историк должен сам с помощью рацио усмотреть в нем соответствующие схемы. Увидеть — и ужаснуться. Потому что эти схемы всегда будут превосходить всякое рацио, подавлять, уничтожать его. Разве это не страшно — оказаться в мире, где дают сбой не чувства (они и так ненадежны), а разум — основа того, что является человеком? Не случайно любимейшим «ужасным» эпитетом Лавкрафта явлется слово «бесформенный» (бесформенны шогготы, Цатоггуа, Азатот и проч). Казалось бы, как может напугать что-то, что не имеет формы, а, следовательно, непредставимо визуально? Но если вспомнить, что со времен Аристотеля форма является той рациональной категорией, которая дает всему существовать так, как оно существует, то есть вносит в мир порядок, логику, понимание, то легко осознать, что бесформенное — это то же самое иррациональное, запредельное разуму, неподвластное прежде всего ему. Надеюсь, сказанного достаточно, чтобы правильно оценить как название «Хребтов Безумия», так и их трансцендентальный ужас... P.S. Пара слов о переводах повести. У меня имеются два из трех русских переводов: Бриловой и Бернацкой. Оба примерно равноценны, на четверочку по 5-балльной шкале, оба имеют удачные и откровенно неудачные пассажи, так что читать — в первый раз — можно любой, а для сравнения лучше иметь оба. ] + Слабо. Во-первых, как книгу, проливающую свет на «Приключений Артура Гордона Пима» воспринимать «Хребты безумия» совершенно нельзя. Короткое упоминание и черезчур надуманная связь — зачем это понадобилось Лавкрафту непонятно абсолютно. Во-вторых описание самих событий полностью притянуто за уши. Поведение главных героев опять не поддается логике. Каждый абзац они признаются, что им жутко страшно, оправдываются, что поступают они не логично и безрассудно, но все равно прут вперёд, делая всё чтобы умереть. Далее меня взбесило, что перед каждым описанием чего то увиденного идет описание того, насколько это будет страшно, насколько морально пошатнулось сознание участников событий, как им стало тяжело и т.д. и т.п. — и так каждый раз. А на деле — увиденное, по прочтении, не вызывает ни малейшего страха, скорее оно просто странно. В итоге, к примеру, описание прохода в скале разворачивается на пять страниц лишнего и пустого текста; такими пассажами занята половина произведения, в итоге чтение очень вязкое и через силу. Эмоции Лавкрафт так передать и не смог, вместо этого перегрузил читателя бесполезными отступлениями... P.S. ну и на фоне известных фактов в целом произведение воспринимается как альтернативная история, по-большому счету не такая уж и интересная. Хотя, безусловно, в сороковых годах воспринималась мощно. ] + Мое знакомство с творчеством Лавкрафта произошло недавно, и по началу оно меня немного оттолкнуло, но я все же решил прочитать до конца хотя бы одно из его произведений и был премного удивлен и шокирован. Так получилось, что о произведениях автора я был наслышан, и везде встречал много похвалы в его адрес. Да и не мудрено, ведь по его книгам столько снято фильмов, вышло столько игр — страшилок, в которые я просиживал часами, что мое любопытство не могло не разыграться. В своем воображении я уже рисовал долгие леденящие душу романы с множеством красочных персонажей, жизнь которых автор так безжалостно может прервать, кинув на смертные муки в пасть какого-нибудь таинственного чудовища, как это происходит в стандартных ужастиках и триллерах. И что же узнал я в итоге после прочтения «Хребтов безумия». Не выровненный текст со множеством отступлений и лишним перегрузом в повествовании, слабое раскрытие героев, если их вообще можно назвать героями, ведь само повествование ведется от одного человека, который просто ведет свои записи, пишет некий дневник или письмо, обращаясь к читателю, пытаясь его предупредить и убедить в реальности происходящих событий. И знаете, я не могу сказать, что это произведение мне не понравилось, скорее наоборот. Это, скорее, можно назвать каким — то особым жанром — «письмо» или «дневники», который Лавкрафт использует во всех своих книгах. Это как большой рассказ от руки очевидца, который в страхе, захлебываясь эмоциями, пишет свое последнее письмо, дабы предупредить тех, кто возможно прочтет его рукопись. Это придает рассказу реализма, выдергивает читателя из привычной реальности, и он начинает чувствовать себя невольным очевидцем странных и страшных событий, в реальности которых убеждается, следуя сюжету рассказа, сумбурного и невыровенного, но тем самым правдивого. И в итоге читатель доходит до кульминации, и перед ним предстает весь ужас и страх, о котором предупреждал автор письма, нагоняя постепенно и размеренно весь саспенс, который только можно извлечь из истории об исследователях антарктических льдов. Эмоции, которые я получил по окончании рассказа, ввели меня в некое непонятное состояние. Но потом я понял и ОСОЗНАЛ, что рассказ получился таким, КАКИМ И НУЖНО. Он должен быть именно таким, чтобы все, кто прочтет его, поверили в то, что он написан от руки очевидца, побывавшего в центре страшных и леденящих кровь событий. 9 из 10.